«Русский узел» Дмитрия Балашова / [авт. диалога: Ольга Балашова, Дмитрий Балашов ; авт. идеи, сост.: Николай Почтовалов ; худож.: Александр Макаренков]. — Петрозаводск : Verso, 2017. — 191 с. : ил. — На авантитуле: К 90-летию со дня рождения Дмитрия Балашова
https://vk.com/doc2898621_453715803
О. Рубанский
Заметки во время чтения стихов Дмитрия Балашова
Дмитрий Михайлович Балашов в отечественной культуре известен как прозаик, публицист, филолог-русист. И вот читателям его исторических романов и научной публицистики предстоит познакомиться с поэзией Дмитрия Балашова. Насколько мне известно, это первый опыт издания наиболее полного собрания его стихов. Для меня поэтическое творчество Д. Балашова явилось весьма интересным открытием.
Его стихи – личностные, иногда очень личные; они пронизаны состоянием души длительного периода жизни автора. Первое моё впечатление: в них много одиночества и даже принятия его неизбежности ("Мне осталось себе приказать одиночества злую отраду… "). Следующая очевидность: стихи написаны по велению сердца. И автор не преследует цель снискать себе поэтическое имя. Вот он пишет такое, что не может быть заказным и не попадает в мейнстрим. Это – внутренняя потребность исповедаться поэтическим языком перед своим небом, своего рода дневники мечтаний, формулирование духовных потребностей, и в то же время – ощущений, зачастую трагических, от соприкосновения с окружающей действительностью.
Мастера поэтической версификации, вероятно, найдут в этих стихах какие-то недостатки. Но для меня необходимое и главное, что есть в стихотворном наследии Дмитрия Балашова – судьба. Как главный признак поэзии. И это тот случай, когда все стихи должны рассматриваться как целое; в этом мне видится ключ к пониманию и приятию поэта, являющегося миру через много лет после его ухода из жизни. Жизни, которая воздействует на стиль и характер поэта – иногда будто пробираешься сквозь терновые заросли, а иногда паришь, увлекаемый авторскими озарениями и свободой.
И как случается у пишущих от сердца, в стихах Балашова, в свои времена, расставлены личные душевные и духовные вешки. Есть предсказания, предвидения и констатация своей непростой судьбы, одиночества, разочарований, вечного ожидания единственной большой любови ("Яблоком тяжёлым Созрело одиночество моё", "Могу ли я подняться над собою И позабыть тебя, убить, изгнать Любимый образ?..").
В теме любви к Родине, в социальных стихах, проявляется тот тип русского человека, который не способен променять свою, пусть даже больную или неласковую для него страну, на иную – ни в реальности, ни в помыслах. Близко к сердцу принимается всё, что связывается с судьбой Отчизны; поэт боится её опустошения, забвения добрых традиций предков, безнравственности, пьянства, обличает приживал, приспособленцев, тех, кто готов ради обывательских выгод предавать и отрекаться. В то же время он считает, что и сам – за всё в ответе: "Ты прости меня, матерь-Россия. Я ведь тоже виновен во всём!" Но видит в Родине и то, что, в хорошем смысле, делает её уникальной в мире.
Ещё вешка – с какого-то момента возникает новый уровень сложности, становится богаче язык, а стих - весомей (но не тяжеловесней). И тема любви становится интереснее, автор конкретнее говорит – за что кого любит. Мне нравится у Балашова то, что посвящено женщине вообще, её миссии на земле. Как в оригинальном стихотворении "Землю взорвавши плугом…" Тут едва уловимо проступают и действуют некрасовские традиции. А затем – "Ростепель в Тетрине" – чувственно, с толком…
Как человек весьма эрудированный, постоянно наблюдающий, Дмитрий Балашов внёс во многие свои стихи дух, настроения, черты и характеры мест, где бывал. Например, Западной Европы. И отсюда – порой мучительные сравнения, и простые человеческие, и риторические вопросы русского человека, проступающие сквозь суровое авторское предопределение: "Проводи меня ночью, страна! Проиграв, ты сегодня свободна. Это мы, победив, утвердили насилья диктат. Нам сражаться опять, и опять умирать за любимую Родину. Нам покой только снится! И полнится кровью закат!"
После таких переживаний и признаний должно быть трудно дальше жить. И где потом черпать вдохновение, силы? Только искренний и мятежный дух поэтического самосознания может перекрыть всю горечь неутолённых желаний, несбывшихся надежд, неудавшихся творений и гражданских обид. И вот он: " Пьётся чаша, топочут кони, Степь, далёкость, седой рассвет… Или прежнего не припомнить, Или смерти и вправду нет? Словно жизнь ещё только тронет. И в рассветную сизую темь Устремляют к восходу кони Ненаписанных мной поэм!"
В отдельных стихах меня смущает оценочная прямолинейность. Местами – чересчур вовнутрь себя, и кажутся недосказанными некоторые мысли. Но, всё же, я думаю – так тоже может быть. Имеет право…
И наконец, как автор считает нужным, так и говорит: "…Может, кто-нибудь и останется прав После этой безумной войны, Только знаю, подарок наш не приняв, Проклянут нас наши сыны. < … > Вы ценить не могли красоту земли, И не ваша она, и нет У вас прав любить и права дарить! И мы – промолчим в ответ."
Это из "Завещания". Совсем не хэппи энд. Жёстко и прямо. Грустно. Да ещё и финал… Зато для самого автора – как на духу.
Таким нынче открылся мне Дмитрий Михайлович Балашов – поэт судьбы, трудной и вдохновенной, преодолевающий её трагичность и мечтающий воспарить.
Олег РУБАНСКИЙ, Киев
15. 11. 2016
|