ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Ю. Вострову – человеку и другу

тост

Как странно, как призрачно дни летят.
И всё же, какой искус –
отметить Юркины пятьдесят!
Ну чем не козырный туз?

Вздохнёшь невзначай, и айда творить,
сбрасывать чепуху.
И хочется с другом поговорить
просто, как на духу.

И ждёшь этих встреч, и торопишь час,
а он – быстротечный миг.
И снова заботы, что в них подчас
теряешь себя, старик.

Когда же так больно, что скрыть нельзя, 
и бьёт неблагая весть, – 
тогда ты один. А твои друзья –
уже хорошо, что есть…

Им – память и нежность души, таким,
с отдельностью их мирской.
И ты говоришь себе: «В помощь им – 
стихни, не беспокой…»

Но всё ж, если трудно тебе, – скажи.
Всё сделаю, что смогу.
Слышу – стучит: «дорожи, дорожи...» – 
мне сердце моё на бегу.

Ах, было – во времени давнем мы
дни напропалую жгли,
делили харчи из общей сумы, 
под общею ношей шли.

Всё реже нам – звёзды, гитара, костёр;
порою споём вразнобой.
А новых друзей не обрёл я с тех пор,
как встретились мы с тобой,

когда ты про стёжки-дорожки пел,
Ирпенский лабал вальсок...
С тех пор заварили мы столько дел,
что пусть нам прибавят срок,

впаяют по полной, чтоб в полный рост,
чтоб воздух – на полную грудь…
И тост мой при этом, дружище, прост,
поскольку не прост наш путь:

пусть медленно полнится наш музей,
мужайся, люби, пиши,
и радуй, счастливый, своих друзей,
и пой – по причине души!

Наш нынешний август и день наш свят,
Господь осенил твой кров.
За золотые твои 50!
И будь нам всегда здоров!

8. 08. 2002 

Утро 9 ноября 2002 года

Трудный месяц ноябрь, самый поздний и хмурый,
должен был пережиться, рано звал на ночлег.
Облетела листва. 
Обнажились натуры.
Впал в безвременье город.
Как вдруг – первый снег.

И с утра эти ветви деревьев – такие!
Коль не в листьях – ну только заснеженным быть!
Как запомнился майский, каштановый Киев,
так и снежность ноябрьскую не позабыть.

С этой снежностью, с нежностью этой недолгой,
с жизнью утренней этой короткой моей –
благость – быть до конца не видавшему толком
до сегодня – утешенных белых ветвей,

материнских небес мягко-серую ватность,
у которых и можно, и есть что просить,
Твою щедрость, Господь, – как ты вновь невозвратно
даришь нам чистоту, обещая простить.

*   *   *
Кто-то не поздравил, пренебрёг?
Значит, от тебя сейчас далёк
этот человек. Его прости,
зряшную обиду отпусти.
Посмотри вокруг – кто будет рад
быть с тобою и войти в твой сад?
Дождик, шелест листьев, ветерок,
Божий дух и мудрость между строк…

*   *   *
Оглянусь на судьбу – сердце вздрогнет, сожмётся,
обожжётся, и с болью сорвётся в закат.
Никогда никому ничего не зачтётся?
Из ушедших никто не вернётся назад?..

Но в другую минуту, тоску заглушая,
окунаюсь в заботы, в работу, в друзей…
И душа своё рубище ищет, нагая,
и ещё это тело так дорого ей.

И от самого малого жду утешенья,
даже лучик надежды – что Бог наяву.
И соломинка может спасти от крушенья.
И держусь, и молюсь, и всё дальше плыву.

6.04.200

Ещё одно посвящение
                          Андрею Романову

Друзья, хочу ещё признаться: 
себя не вижу я без вас.
Но привыкаем расставаться – 
вдруг – в недосказанности час. 

И снова ждать, и ведать счастье –
зависеть, чувствовать, парить,
в со-единенье, со-участье
молчать, и слышать, и творить.

Судьба моя и жизнь – простая,
в дому, в Отчизне – не пророк,
то ухожу, то улетаю...
Но с вами я не одинок.

Благодарю судьбу за случай
и тихо чувства берегу.
Так приходящий видит с кручи
огонь на дальнем берегу.

2003

*   *   *
Не оставлять хандре лазейку.
Так до греха недалеко.
И если не попал «в копейку»,
принять как благо – «в молоко».

И быть, по-своему, свободней,
будить сомнения в ночи,
смиряться с волею Господней –
не мелочись, молчи…

И в одиночестве привычно
своё познание творить.
А ты, уныние, - вторично,
ты брось мне снова говорить, 

что дружбы давние погасли,
что я лелеял их напрасно,
что писем нет – одни счета
и что в карманах нищета.

На то она - звезда бродяги,
чтоб уводить за горизонт.
Года выбеливают флаги
давно покинутых ротонд.

Теряют стройность колоннады,
бьют купола ветра и грады.
Там бродят призраки-князья –
мои давнишние друзья.

Остановлюсь среди дороги.
Дышу не в такт, ладонь пуста.
Но рано подводить итоги, 
коль жизнь читается с листа.

И вновь ловлю слова и звуки,
и обращаю в семена,
чтобы допрежь вселенской скуки
взошли другие времена,

другие дали загорались,
рождались замки из песка…
Ах, мы уже пообтрепались,
уже блаженствуем слегка.

В своём кругу сидим семейкой, 
то горечь пьём, то варим чай…
Не оставляй хандре лазейку!
Не оставляй.

Сентябрь 2003

Поэту и барду Владимиру Каденко

                     «…Ни лишней доли, ни мольбы пустой,
                     Но Пушкина летучая крылатка,
                     Но Лермонтова ментик золотой.»
                                  В. Каденко, "Посвящение О. Рубанскому", 1993 г.

Киев. Декабрьский вечер.
Воздух и век былой.
Улица в старом городе
на берегу стихий.
Снежной эпохи ветер
арку пронзал иглой
и залетал во двор, где
та дверца. Свеча, стихи…

Подвальчик на Карла Маркса…
В памяти вспыхнул луч.
И на дворе, на доме
запечатлелась тень.
Время сникерса-марса
перешагнув, колюч,
ты возникал в проёме,
точен, как Божий день.

Сколько ж нас набивалось
в дружеский тесный зал    !
А тишина такая –
чудился Млечный Путь.
Музыка проливалась,
голос твой волхвовал;
веруя, увлекая,
ты погружался в суть.

В дни, когда никли грёзы
(времечко было – тать),
ты говорил правдиво:
песни – не главный крест;
ближе к молчанью – проза,
древних перелистать…
Но совершалось диво
и для твоих «невест»!

Радуйся, бодрствуй, друже!
Вновь собирай гостей.
Есть что и спеть, и вспомнить
петое жизнью впрок.
И для жены быть мужем,
папочкой – для детей…
Чувствуешь, как ты нужен? –
сродник, пиит, пророк…

Мне говорят – не спорю –
в Киеве нет царя.
Пена покроет Лету –
пены простынет след.
Но из живого моря,
веруя и горя,
люди идут к поэту,
снова идут на свет!

Ноябрь 2003

Жалкий стих

Дождик, дождичек, дружок,
мы с тобой одни.
Я не выпью «посошок»,
без меня тяни.

Я не то чтоб стал другой,
просто отрезвел.
Напланируем с тобой
на год всяких дел!

Дождик, дождичек, башке
будет всё светлей.
Через годик налегке –
праздник Разговей!

А не дай Господь – сорвусь,  
не переживу…
То вот этот стих, клянусь,
жалким назову.

9. 10. 2004

Древлянська пісня*         
                     
Вітер хвилями човник гойда,
все тримаю весло, не спочину.
Та між тим, що літа, як вода –
я щасливий до витоку плину.
Ясні зорі, буття береги…
Дай вам Боже найкращої долі!
Може, в світі і є вороги,
та для щастя і миру доволі.

Я шукав – де та правда свята,
де той ліс, що не йде під сокиру?
Я неправедні бачив свята
і жадобу людську, і зневіру.
Але що є  та марність і тлінь,
і дочасність, і суєтні гроші?..
Навіть божім пташкам вдалечінь
не забрати гніздечка хороші…

Под веслом что-то шепчет вода – 
будто, песни забытые строки. 
Снова сердце позвало туда, 
где души золотые истоки. 
Не забыть мне родных берегов... 
Зори ясные, вольная воля! 
Ни обид, ни тяжбы, ни врагов, 
только Небо и Счастье, и Доля. 
 
Поиск правды, предчувствие крыл…
Вдалеке от родимого луга
сколько слёз я когда-то пролил,
ждал любимую, веровал в друга,
содрогался от взглядов косых, 
плыл, как знал, от бессилья немея... 
Но соблазна тельцов золотых 
не искал, не ищу – не умею. 
 
Ни наград не хочу, ни дворцов 
и ни пут родового поместья, 
только слушать бы говор скворцов 
по весне на древлянском Полесье… 
Топоры недалече стучат – 
и никто не прислушался к крику.
«Боже милый, спаси аистят 
и лесную мою ежевику!» 

…………………………………
Я щасливий, що маю любов,
до древлянського плинучи краю.
І від серця з поліських дібров –
Бережім нашу землю! – благаю.
Бачиш – ріки міліють в світах,
і вже падає ліс недалеко…
Може, десь він і є – синій птах.
Тільки ти не покинь нас, лелеко.

Серпень 2005, Олевськ – Київ
* Русский текст (переложение) Ольга Черкашина и Олег Рубанский

*   *   *
Сорок лет за спиной,
пол истёртый в квартире...
Что же это со мной,
снова – двадцать четыре?!

Не гляжу в зеркала,
где тоска и могила...
Только б ты позвала
и со мной говорила!

Врёт экран голубой –
пошлость, муть, безнадежность...
Я хочу быть с тобой,
моя тайная нежность!

Гаснет день за окном,
суета бытовая...
А душа – об одном,
как звоночек трамвая!

На разбитый диван
опадаю устало...
Но, виденьями пьян,
не усну, как бывало!

Тесен кухонный круг,
совесть – как затаилась...
Мы не грешны, мой друг,
что бы там ни случилось!

Сжат в руке телефон,
кнопки вздрогнули чутко...
Но срывает мой стон
злой остаток рассудка!

Плачет в трубах гобой,
рвутся стены на части!
В сердце бьёт, как прибой,
невозможное счастье...

2005

*   *   *

Светлая, ясная, славная!
Так мне с тобою светло!
Я ведь искал это, главное, – 
помнишь? – где лес и село...

Ясная, славная, светлая!
Помнишь в июне грозу?
Личность моя несусветная,
с велосипедом, в лесу...

Где корпуса санатория –
был ведь резон в тормозах!
...Ранних отъездов история
в грустных читалась глазах.

Ясную, славную, светлую,
я тебя помнил (прости!),
новую встречу заветную
всё приближая в пути...

Славная, светлая, ясная
(будет резвиться молва),
спрячь понадёжней опасные
чувств наших тайных слова...

Декабрь 2005

Снежные сны

С Новым годом, мой друг, с Новым годом!
На ночь снег побелил провода.
Не спеши доверять мимоходом – 
никому, ничего, никогда.

Всё так сложно, а времени мало,
не хватает ни сердца, ни лет.
Где-то небо в снегах запропало,
ничего постоянного нет.

Всё спасаешься сладкою мукой,
мир иллюзий обманчиво нов.
(Вскрик души, обернувшийся скукой,
не сломает привычных основ.)

Жизнь летит в забытьи, по наитью…
Вдруг оглянешься: Боже ты мой!
Всё прошито насквозь белой нитью,
вьюга застит дорогу домой!

И сквозь снежные сны с небосвода
к изголовью склонится звезда:
С Новым годом, мой друг, с Новым годом!
Никому, ничего, никогда…

28. 12. 2005 

Мой талисман 

Мой маленький ангел, ты с нежной мольбой
меня заклинаешь быть вечно с тобой,
не бросить, не выдать, не потерять,
тебе предначертано мне доверять.

Любовь моя, девочка, розовый сон,
какой же в тоске неизбывной резон?
Но бросить, в безвыходном этом кругу 
оставить тебя я никак не могу.

Я буду тебя возле сердца носить,
у Боженьки милости буду просить.
И сбудется то, что назначено нам,
пока предаёмся мы розовым снам.

6. 01. 2006

*   *   *
                      «Мудрые же, вместе со светильниками
                      своими, взяли масла в сосудах своих…»
 
                      «Истинно говорю вам: не знаю вас»

                       Из «Притчи о десяти девах», от Матфея, гл.25

Не знаю, не знаю, не знаю
и знать ничего не могу!
Я мысленно дверь отворяю,
дыханье твоё берегу!

Житейская тяжба и служба,
дорожки средь вех и столбов...
И вот обращается дружба
в заветную сердца любовь.

Все дни, что прожил без ответа,
увяли – но это не ты!
Лишь падает капелька Света, -
как вновь оживают цветы!

Январская мглистая стужа –
зеркальный осколок меня, – 
вчерашнего мальчика, мужа
и верного злого огня.

Не надо, не надо, не надо!
Уснувших невест не буди!
Пусть только не гаснет лампада,
одна, для меня – впереди...

21. 01. 2006

"Иван-царевич" 

Твои врата замком легли на грудь, 
сдавили сердце, истомили душу, 
осталось мало стрел на долгий путь, 
другой страны кордонов не нарушу. 

Зову к себе, шлю вызовы, звоню - 
на час, на два, на горький миг прощанья! 
Ты видишь смуту? Я себя виню, –  
что ты так редко даришь обещанья! 

Ты, умная, за створками хранишь 
открытость, сонный мир оберегая; 
когда ты мне по-дружески звонишь, –  
сама не веришь в то, что ты другая. 

А я, любя, дарю тебе слова –  
единственную правду без обмана. 
Но ты в своей коробочке права, 
надолго исчезая из тумана. 

И остаюсь я, сжав стрелу в руке, 
в краю болот стеречь свою опушку. 
И жду мою царевну - 
                                       вдалеке 
летящую

                 в коробочке  
                                        лягушку...

Январь 2006

*   *   * 
Там, где дозоры, заслоны и ямы,
чёртов расчёт – развести до конца,
будьте в одном лишь – в единстве упрямы,
любящие сердца!

...Как тяжело этот Свет достаётся,
отклик, - когда не вдохнуть,
сердце внезапно от боли сожмётся,
слова из губ не шепнуть.

Сядешь в траве. На террасе гуляют,
машут: Чудак, мол, сюда!..
Господи, Боже мой! Не понимают –
сердце, удушье, беда...

5.06.2006

Без тебя

От жизни – боль, и судьба – в дым...
Я не с тобой уезжал в Крым.
Ты не со мной далеко летишь.
Вновь мы не вместе. Но ты услышь –
я не могу без тебя быть,
я не могу без тебя жить,
я не могу без тебя петь,
тебя позвать – не могу сметь.
Не нахожу себе места,
встреч наших тайных невеста,
грёз наших сладких подружка,
моя царевна-лягушка...

Где на отели падёт тишь,
ты благодарной женой спишь.
Трудно надеяться, больно любить!
Я не могу без тебя быть!
Я не могу без тебя быть,
я не могу без тебя жить,
я не могу без тебя петь,
тебя позвать - не могу сметь.
Всё, чем богат, – это струн звон;
сердце зовущее – мой дом.
К встречам нечастым тонка нить...
Я не могу без тебя быть!

А знаешь, любая досада пуста –
мне б на минутку твои уста!
Вдруг ты очнулася б где-то
в мире единственном света!
Я не могу без тебя быть!
Я не могу без тебя жить!
Я не могу без тебя петь, 
тебя позвать – не могу сметь.
Как цепи, узы судеб, – что ж...
Но снова близко ресниц дрожь,
и мы свободны, и мы парим!
Что эта Турция? 
Что тот Крым?! –
Я не могу без тебя быть,
я не могу без тебя жить,
я не могу без тебя петь, 
тебя позвать не могу сметь...

Август 2006

В сентябре

Сентябрь частит дождями,
то сумерки, то свет…
Что было между нами,
того отныне нет.
А я всё верю солнцу – 
чуть глянет из-за туч,
всё кажется: вернётся
любови ясный луч.
Но снова тень и ветер,
и вновь потоки слёз.
А следом – тяжкий вечер
и боль разбитых грёз.
Без воли и без силы,
как будто я – не я:
Ах, был когда-то милый!
Ах, ты была моя!
Сентябрь частит дождями.
На всё один ответ:
что было между нами,
того отныне нет.
Кто в чём-то был неправ… но
неважно кто – права…
Любовь не стала главной – 
вот главные слова.

2006

Потеря

Разрыв нечаянный с любимой
невыносим.  
Домашние проходят мимо,
закрыт «Сим-Сим».
Глаза, набухшие слезами,
углы, углы…
И образ тот перед глазами – 
острей иглы…
То вдруг незначащая фраза,
как прошлый год,
всю память всколыхнувши разом,
со дна всплывёт.
И каждой мелочью потеря
обрушит мир.
И крик немой больного зверя
пронзит эфир…

Сентябрь 2006

Придя к себе. У зеркала

Вот так-то, визави:
хоть триста лет живи,
постичь пути Господни невозможно.
И клятвы, и шантаж,
какой ни есть кураж –
пред девственным грядущим всё ничтожно.

Условно замкнут круг.
Терпение, мой друг.
Для каждого желания – терпенье!
А коль не хватит дней?
Тем горше и больней...
Но, быть в пути – вот выход и спасенье.

Не больше всех страдал.
Но Бог терпенья дал,
чтоб я не стал рабом вины и лени...
И только пробил час –
любовь позвала Нас!
И я лицом уткнулся ей в колени...

Сентябрь 2006

*   *   *        
       «Настало время полностью подчиниться    
       Закону духовного разъединения. 
       Другими словами, учитесь отпускать!        
       Чем больше Вы увязнете в своих ожиданиях,                           
       тем сильнее Вы оградите себя                      
       от возможностей получить самое желанное,
       которое естественным образом должно      
       появиться в Вашей жизни».                          
                       ( Из гороскопа )          

Отпускать, отпускать, 
уговаривать трудно себя 
после райских садов, 
после светлой любови эпохи, 
души разъединять,  
Мир огромный на капли дробя, 
из насущных трудов 
выбирать утешения крохи.  

Этот старый Закон 
в канцелярии наших судеб 
справедлив и жесток, 
не приемля стенанья и слёзы. 
Пожиратель Дракон 
со Творенья бездушен и слеп, 
и идут на поток – 
дружбы, верности песни и розы…  

Ты вернула тетрадь. 
Друг сказал: ты холодной была. 
Ты её отдала, 
будто сбросила лишнюю ношу. 
Отпускать, отпускать… 
В сердце жмётся комочек тепла. 
Как же ты не смогла?! 
Как же я эту боль не отброшу?

P. S.
«Жизнь всегда что-то даёт взамен,
иначе невозможно было бы жить».
                Р.Бредбери  

15.03.2007

О разности
                     "Чаще грустят те, кто добрее и чутче"

                                       Где-то услышанное. (Не проверял)

Все страдания мира в сердце не уместить.
(Так она утверждала разницу и упрёк.)
Проще смотри на вещи, брось, перестань грустить!
Видишь, куда теченье? Что ж ты всё поперёк?

...Канули смех и вольность, радость от ста затей,
притчи, проникновенья, родственных чувств стихи.
Как это было больно – от неблагих вестей!
Только я – о любови, а она – про грехи.

Где её нынче носит, лёгкую, словно пух,
друг – переменный ветер? Эй, да не всё ль равно?
Мною дышала вечность, и возвышался дух.
...А что до непонятой грусти, то было ей не дано.

Май 2007

Через два года

В санатории всё те же
медсестрички, доктора.
Отдыхающие – реже,
ну, на десять – полтора.
Корпуса стоят враскидку,
постоянные, как лес.
Лето сбросило накидку,
в ожидании чудес.
Земляничная полянка
будит прошлое, и вновь
раскрывается, как ранка,
восходящая любовь...

Ворзель, 9.06.2007

Обращение к другу
                                      И. Т.

Не думай, будто я в незнанье –
в чём живопись, и джаз, и ритм
моей души,
какие грани
мой ум оттачивал в тиши…
О тайном не суди поспешно.
Ведь ты – мой друг 
и неспроста
пред миром низменным и грешным
тебе доступна высота.

Я потрясён бываю чувством;
и, грусть высокую храня,
пишу тебе не про искусство,
а про открытого меня…

12.06.2007

Предательство

Предательство, предательство,
сбежательство души
в иные обстоятельства,
в другие миражи;
порой уход от бедствия
в какой-то свой уют
ценой несоответствия 
тому, что предают.

И может жить застенчиво,
и жизнь ему своя,
и может быть изменчиво
пред мерой бытия.
Предательство, предательство,
сбежательство души –
в иные обстоятельства,
в другие миражи.

Август 2007

В добрый путь!                      
                                 Серёже Наумову

Друг летит на Север. Осень во дворе.
А у них там первый снег падает.
Всё уже пропето и в былой поре.
Но мотив нечаянный радует.

Я гитару в руки взял и аккорд нашёл.
(Я, ведь знаешь, не пою что-нибудь).
Струны стал перебирать – хорошо!
Для тебя, залётного: «В добрый путь!»

В добрый путь! –
в поднебесье споёт самолёт.
В добрый путь!
Всё вернётся на круг.
Люди Севера, кто вас поймёт? –
только Север и только друг.
В добрый путь!
              В добрый путь!
                            В добрый путь!

Вижу я порою грусть в твоих глазах.
Да и я судьбою отмечен.
Мир несётся в бездну. Но спасает Бах!
И Господь по-прежнему вечен!

И, покуда живы, есть расклад такой:
ждать, любить и помнить мы всегда должны.
Впрочем, между нами ясность, дорогой.
Так что объясненья нам не нужны.

В добрый путь! –
в поднебесье споёт самолёт.
В добрый путь!
Всё вернётся на круг.
Люди Севера, кто вас поймёт? –
только Север и только друг.
В добрый путь!
              В добрый путь!
                             В добрый путь!

Улетает друг мой.
Осень на дворе...

Сентябрь 1999

*   *   *                            
                           
...Когда тебя я встретил вновь, 
горела осень.
В тот год я потерял любовь,
дела забросил.

Казалось, к радости навек
закрылись вежды.
Я был несчастный человек,
и без надежды.

А ты, – что много лет назад
была ребёнком,
что вспоминалась невпопад
в сознаньи тонком, – 

ты вдруг пришла сквозь даль и тьму
по зову сердца!
Как знала – к сердцу моему
открыта дверца,

что я душой совсем один –
твой образ ранний,
ещё живой гляжу с картин
воспоминаний.

Девчонка, женщина моя,
цветочек дикий,
ведь мы во многом – ты и я –
единолики!

Ты приезжаешь, чтоб войти
и быть со мною.
Но девятнадцать лет пути –
тень за спиною;

и мысли трудные, садня,
в тебе всплывают...
Пойми, хорошая, меня
не выбирают.

Входи, прошу тебя, входи!
Простёрты руки.
Ведь ты же знаешь: позади
такие муки!

...Прошёл декабрь, грядёт февраль
за новогодьем.
От встречи – к встрече через даль:
уйдём – приходим...

Сомненья: надо ли? Но мы
собой мешаем,
ждём жарко встреч среди зимы,
спешим, решаем...

И всё сияет в ночь звезда,
где мы – такие,
и мчатся, мчатся поезда
в Москву и Киев...

2008

У моря

За скалистою грядою
скрылись призраки в порту.
Море близкое, родное
оглашает темноту.
Слову, бывшему в начале,
вторят волны на мыске...
Раздели мои печали,
слышишь, море, я в тоске.

Ненадёжная подруга,
вахту бросивший матрос...
Волны вздыбились упруго,
принимая мой вопрос,
брызги звоном отвечали,
ветер – стоном на баске...
Раздели мои печали,
слышишь, море, я в тоске.

Одинокие, как боги,
звёзды смотрят с вышины.
А на дне мои тревоги,
может, вовсе не важны.
Ибо есть судьба – отчалить
и держаться на доске...
Утоли мои печали,
дай умериться тоске!

...Жизнь моя, не стань чужая
с не хранящими огня,
На дощечке ускользаю
я от предавших меня.
И пою свои стихи я
ветру, волнам и песку...
Море, вольная стихия,
раздели мою тоску!

Июль 2008

*   *   *
Так хочется кому-то подарить…
Лежат подарки, пылью припадая,
от странной непричастности страдая,
что смысла нет, что некому дарить…

Рождения всё дальше, мир пустей;
реальнее – надёжности суженье.
Всё глубже неизбежности вторженье,
всё ближе взрывы рóдные смертей!

И сжалось время. То был прежний век…
И милая помощницей казалась,
и, в сущности, нужна была лишь малость –
Любовь и Муза – верный человек.

Ах, если бы… Да что там говорить,
когда она сама дала себе прощенье
и утвердила самоотреченье!
Себя в остатке некому дарить…

И волчья степь. И твой товарищ слаб
и болен, и несёшь ему копейку…
Ах, если бы… Но, видно, не смогла б…
(Зане потом лишь плакалась в жалейку…)

Так хочется кому-то подарить…
Лежат подарки, пылью припадая…

Март 2009

*    *    * 
В который раз напрасная весна, 
вдыханий этих запахов морока… 
До сумерек бродила одинока 
и возвращалась в комнату грустна.   

Он делал вид, что странности в ней нет 
(всему свой час – и долгу, и отчёту), 
доверившись нехитрому расчету, 
ел ужин и заказывал обед…   

Жизнь лодочкой качалась на волне. 
Неторопливо время истлевало. 
В сравненьи с тем, чего недоставало, 
дни эти были – их ещё вполне…   

Могла б смириться, разом всё решив, 
и не искать таинственных знамений. 
Но ей казалось – глубже нет сомнений 
и чувств её особенной души,
  
в которую проникнуть он не мог, 
и не умел, и был бы невпускаем, 
поскольку до него был обитаем 
её эдем, и был так близок бог…   

Когда бы от стихов я не устал 
и искренне меня никто не предал, 
без мыслей о тщете я бы поведал – 
кто был герой, развязку и финал.   

Но мне довольно. В чувствах – никаких –
ни женских, ни мужских загадок нету.
В который раз весна идёт по свету, 
как женщина, чуть тронувшая стих…   

Май 2009

…Из поезда, что покидает Крым

…Зачем тогда ты друга предала?
Зачем теперь бессильными слезами
пытаться искупить лукавство и враньё?
Чтоб выиграть сомнительное право 
на оправданье, и забыть сомненья?..
Ты ждёшь, страдаешь, любишь? – так борись!
Тем более, – он есть,  идёт навстречу.
Крепись у двери, далее – смелей
с чужими расставайся стременами.
Теперь уедет. Думай. Ты вольна.
Спасти любовь, доверье. 
А покуда
тебе судьба дарует это чудо –
ещё три дня в Крыму.
Одной.
Побудь одна.
Девчонка милая, заблудшая беглянка.
Не думай о грядущих холодах,
не приближай дыхание Урала.
Купайся, загорай и смейся звонко.
Ешь персики, арбузы, сочиняй 
грядущие картины, ты – художник.
Вне роуминга жди его звонки!..
Да, ваше лето крымское – конечно.
Но многое зависит от тебя:
остаться вместе вопреки всему,
спасти любовь, 
и в том числе – возможность
парения над душной маетой,
над дикостью советчиков чванливых,
желающих убить твою мечту.
Ну, встрепенись! Взгляни на это море,
на Млечный Путь! Поверь в себя сама,
в свои шаги, в слова, в предназначенье!..

Дрожит в ночи вагон.
Сердечное мученье.
Мерцает телефон.
Он пишет сообщенье
короткое: «Решай. Прошу прощенья…» –  
из поезда, что покидает Крым.

Август 2009

Если бы…

Мелкой была, и с тем
просто не понимала
счастья, открытых тем,
было сердечка мало.

Правда, была на вид
честности воплощеньем.
С первым же отреченьем
ложь подменила стыд.

Святая ушла простота,
утрачена чистота,
жизнь – всё игра в значенье,
а вне игры – не та.

Хочешь обнять мечты,
да небеса пусты.
Мнится страна души –
отдана за гроши.

Звать бы: «Спаси! Встречай!» – 
Злое твоё «Прощай…»
С губ не сорвать: «Прости!»
Было уж, – не в чести.

Предан любимый друг.
Сузился мир вокруг.

Что с этим делать? Уж
знала б, кабы не муж…

2009
Киев – Олевск

*   *   *
Если где-то станет трудно тебе, –
ты будешь думать о нём.
Вольный ветер вдруг споёт на трубе, –
ты будешь думать о нём.
Лёгкий дождик прилетит, застучит, –
ты будешь думать о нём.
И всякий раз, когда душа не молчит, –
ты вспоминаешь о нём… 

2010
Олевск    

*   *   *
Любимые молчат, так больно и так странно,
когда от них ждут слова неустанно,
и всё, что было свято и желанно,
то в пепел обращается, то в ад.
В иных мирах вы б рассуждали строго –
Свобода, Независимость, Дорога…
Чуть более – Себя, и меньше – Бога.
Но, Господи! – любимые молчат.

Любимые молчат, и это – знаки,
что где-то повернулись зодиаки,
что из пасьянса выпадают браки
и с дамами смешались короли.
Какие-то козырные шестёрки…
А что до вас – вы, бедные тетёрки,
у зарослей пред ширью на пригорке
пока взмахнуть крылами не смогли.

Любимые молчат. Густеет чаща.
О, как бывают сумерки молчащи!
И новая реальность входит чаще
с прозреньями – об этом и о том…
«А было ли? А стоит ли? А если…
А клятвы-уверения? – учесть ли?
И ведь случалось – мёртвые воскресли!»
То – после смерти, милые. Потом…

14.09.2009
 Кременчуг

Новогодний снег

Снега нынче щедро упали
на берег, отвыкший от зим.
Дивят под луною детали,
днём – белые крыши и дым.

Деревья – по пояс в сугробах,
и в шапках, и в снежных шарфах.
Давно я в лесную чащобу
зимою не хаживал. Ах! – 

здесь искрится снежная сказка,
отчётливей тени и свет.
Картинка! Открытка! Раскраска!
Жаль – рядом художника нет.

Но тишь и смирение – всё же…
Но блажь нехожденья в народ.
Спасибо за снег этот, Боже,
за щедрость Твою в Новый год.

1.01.2010
Олевск

*   *   *
Любовь-игрушка, любовь-попса
меняет чувства на «чудеса»,
живую сущность на сон-мираж,
труженье сердца на плотский раж.

Нам чувство жизни, как новь, дано.
А все заманки стары давно, – 
где узы-деньги, да пшик – чудес,
да самомненья дремучий лес.

Июнь 2010